Мультики - Страница 3

Борман выжидающе смотрел сверху вниз. Удар почти парализовал меня. Тело не двигалось. Я хотел что-то сказать, но голос тоже не подчинялся. Наконец я чуть справился с поломанным дыханием и прошептал:

— Это подло…

— А я подлый, — криво улыбнулся Борман, сунул мне бутылку и сказал: — Пей…

Кудрявый Лещ, глядя на него, одобрительно кивал:

— Не обижайся, Герман, теперь мы с тобой друзья, а Борман тебя для профилактики ебнул, чтобы ты не забывался и помнил, кто в доме хозяин. А так ты нам друг и карманный Рэмбо. Бери бутылку, он больше не ударит.

Я взял портвейн из руки Бормана и чуть отхлебнул. В горле стало горячо.

— На, покури. — Лещ протянул мне раскрытую пачку «Космоса». Я не курил, но, словно повинуясь властному приказу, вытащил сигарету за рыжий веснушчатый фильтр.

Несколько минут Лещ спрашивал меня, из какого я города, кто родители, при этом он в глаза не смотрел, а вроде как играл с электронными часами, запуская в них одну за другой писклявые дурашливые мелодии.

Я отвечал коротко, потом затоптал окурок, подобрал растерзанный пакет с батонами и сказал, что пойду домой. Шева уже куда-то ушел, и вместе с ним еще несколько пацанов. Я думал, что они решили подстеречь меня где-то в гаражных закоулках и поквитаться за сломанный Шевин нос, но мне так никто и не встретился. Возле нашего двора росли яблони-дички, я сорвал несколько твердых кислых яблок, чтобы зажевать незнакомые горклые запахи портвейна и табака.

Родители, по счастью, не догадались, что я дрался. Свое опоздание я объяснил, сказав, что познакомился с ребятами из нашего двора, лазил с ними на гаражи и случайно, когда сползал с крыши, зацепился рубашкой. Мама лишь поохала над оторванным карманом и пошла за иголкой, а папа добродушно сказал: «Свинья везде грязь найдет!» — и на этом все закончилось.

В школе отношения с одноклассниками не задались. Всеми заправлял высокий и, наверное, симпатичный парень по фамилии Алферов. Он считался самым сильным, при этом учился на отлично, приходил школу в модной одежде — всякие курточки и джинсы, и за этим самовлюбленным шатеном увивались все девчонки.

Мне в нашем классе очень нравилась Наташа Новикова. Я даже не думал о том, чтобы подружиться ней — она была очень красивая. Помню, уже прозвенел звонок, я шел по ряду к своей парте, на какой-то момент поравнялся с Алферовым, он брезгливо оглядел меня с ног до головы и вдруг скривился: «Ой, фу-у-у…» — вытянув брезгливой дудочкой гласную «у», словно от меня чем-то воняло. Девчонки засмеялись, и Наташа Новикова тоже. И это было ужасно обидно.

Недавняя драка за гаражами точно освободила меня от какого-то внутреннего телесного зажима.

Я сразу двинул Алферову в челюсть. Он был длиннее меня чуть ли не на две головы, мой кулак пришелся ему в подбородок, второй удар левой в скулу развернул его, Алферов согнулся и как-то надолго замер. Я подождал секунд десять и понял, что он просто боится, что я ударю его еще раз, и потому благоразумно изображает этот скрюченный нокдаун. Злость моя прошла. Я украдкой посмотрел на Новикову, но не увидел ни восхищения, ни хотя бы удивления от моего мужского поступка, а лишь одно недоумение. В этот момент в класс вошла наша географичка и по совместительству классная руководительница Галина Аркадьевна — жгуче-чернявая тетка, поджарая, со звонким собачьим горлом. Я знал, что Алферов ее любимец. Услышав знакомый властный голос, Алферов медленно распрямился. Уголок его рта был густо испачкан кровью, будто он неопрятно давился вареньем.

— Женя, что случилось, кто тебя ударил?! — Географичка схватилась руками за его лицо и внимательно осмотрела, словно упавшую вазу. — Зубы покажи, зубы целы?! — Алферов послушно, как лошадь, задрал верхнюю губу. Потом, по чьей-то подсказке, Галина Аркадьевна кинулась ко мне, схватила за воротник, точно нашкодившего первоклассника, и начала трясти: — Как ты посмел учинить драку?! Отвечай!

Я тихо, но жестко произнес:

— Галина Аркадьевна, уберите от меня руки. — Мы встретились глазами, и она благоразумно отпустила мой воротник.

— Рымбаев, выйди со мной! — лающе скомандовала она.

Мы оставили за дверью гудящий класс, через полминуты мимо нас проковылял Алферов — наверное, в туалет или в медпункт.

Галина Аркадьевна проводила его поворотом головы, а затем сказала:

— Рымбаев! Без году неделя в новом коллективе — и уже драка… — Она сурово смотрела через увесистые стекла роговых очков. — Рымбаев, ты хоть соображаешь, что несколько минут назад ты зверски избил своего одноклассника?! Ты же мог его искалечить! — Она смерила меня критическим прищуром: — К сожалению, я понимаю причину твоей злобы — это зависть к более красивому, способному товарищу… — Поджала губы, покачала головой, словно действительно меня раскусила. — Растешь мерзавцем, Рымбаев! По-хорошему, мне надо было бы вызвать милицию…

Она говорила, а я читал в ее взгляде, что я более чем средний ученик, что у меня самые заурядные родители, и сам я низкорослый и невзрачный и оттого злой, и фамилия у меня Рымбаев. И еще я вдруг понял, какая она чудовищная махровая дура.

— Я не знаю, где ты раньше учился, но заруби себе на носу, — Галина Аркадьевна потыкала наманикюренным ногтем себе в горбинку на крупной переносице, — в нашей школе тебе никто не позволит хулиганить. Передай отцу, что я жду его в любой день на этой неделе…

Не скрою, избиение Алферова принесло мне некоторую популярность в классе. Ко мне не то чтобы потянулись, но отношение в корне изменилось. Алферов и его ординарцы подбивали класс на бойкот, но эта затея провалилась из-за того, что меня окружало не молчаливое презрение, а безмолвное уважение перед силой. Тем более вскоре на уроке физкультуры я подтянулся на турнике сорок раз и пробежал три километра с лучшим результатом по школе. Физрук не мог на меня нарадоваться и сказал, что отправит на районные соревнования.