Изо дня в день на улице Пролетарской ведется незримый бой за каждого подростка, за будущее, за новую жизнь. Как любит повторять Мария Александровна: „Необходим постоянный контакт с учебными заведениями, профилактическая работа в школах, мероприятия по организации досуга подростков, контроль над неблагополучными семьями“.
Не так-то просто найти этот скромный домишко по улице Пролетарской. Да и саму улицу поди поищи. Что такое? Разве может улица состоять из одного дома?! Оказывается, может! В семидесятом году город решил снести все старые дома на Пролетарской и выстроить новую современную улицу имени героя Великой Отечественной войны Яна Миткелиса. Вот тут-то и проявился характер Марии Александровны Вол. А как же пятьдесят лет героической истории?! Бывшая фронтовичка надела боевые награды и пошла в обком. Убеждала, доказывала, спорила — до хрипоты. После горячих дебатов было принято решение: особняк оставить в качестве архитектурного памятника. Тогда же был найден и выход. Новый высотный дом бережно укутал собой маленький особняк. Как и в прошлые пятьдесят лет Детская комната милиции № 7 находится по адресу Пролетарская 3, и это одновременно и сама улица, и единственный дом на ней, заключенный в девятиэтажную высотку № 49 а на улице имени Яна Миткелиса.
Многое сделано. Недаром после ухода Марии Александровны на заслуженный отдых в семьдесят первом году среди ее коллег осталась поговорка: „Пахать, как Вол“. Педагогическую эстафету переняла ее ученица — старший лейтенант милиции Данько О.В. Но и сейчас Мария Александровна продолжает активно работать и передавать свои навыки молодым сотрудникам правопорядка, проводит семинары-совещания, готовит методические сборники о передовом опыте работы инспекторов Детской комнаты милиции № 7. Как тут не вспомнить слова полковника милиции Коваля Анатолия Георгиевича, возглавляющего областную службу по делам несовершеннолетних: „Всю жизнь посвятили они воспитательной работе, сохранив чудесную способность видеть в малолетнем правонарушителе прежде всего личность. Через годы пронесли пламенную веру в правоту своего благородного дела — возвращение оступившихся ребят!“»
Текст шел вперебивку с фотографиями: Вол одна или в компании сослуживцев. Не знаю почему, но глаза мои зацепились за одно внешне ничем не примечательное мужское лицо, на треть скрытое могучим плечом Ольги Викторовны. Я просмотрел список фамилий под групповым снимком: Ушакова, Прохорова, Юсынюк, Лыкова, Дагаева, собственно, сама Мария Александровна Вол, за ней Ольга Викторовна Данько и какой-то Разумовский. Как-то сразу я вспомнил, что этот Разумовский единожды упоминался в статье, но кроме этого, я определенно видел его на фотографиях «летописи». И уже тогда это лицо чем-то смутило меня…
Обычно все воспитатели носили милицейскую форму, но иногда среди этих служивых людей попадался человек в штатском — ученого вида дядька средних лет, какой-нибудь педагог с большой буквы. Причем у всех под портретами кроме фамилии сообщалось звание. У штатских были только фамилия и инициалы.
Этот Разумовский прописался на коллективных фото с конца сороковых. Вначале Разумовский привлек мое внимание тем, что он почему-то затесался в нижний ряд с воспитанниками. Их юное соседство выразительно обрамляло его очевидно недетский облик. Потом Разумовский исчез на десяток лет, снова объявился. И вот что странно, все лица с годами менялись — взрослели или просто старели, а лицо Разумовского словно и не имело возраста. Такому можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Я отметил еще одну странную особенность. Его портрет всегда чуть отличался от остальных — если все были матовые, то Разумовский поблескивал в глянце. Если у всех фон шел волнистыми складками, то у Разумовского он оказывался гладким, будто его снимал другой фотограф и в совершенно другом месте. Если все лица на снимке были заключены в правильный овал, то Разумовский помещался в «яйцо» острым концом вниз. Все эти мелочи не бросались в глаза, но при тщательном рассмотрении становились очевидными.
Я не успел даже обдумать, что дает мне это странное открытие. Прямо над моим ухом раздался подкравшийся голос Ольги Викторовны:
— Правильно, Герман! Погляди на достойных людей, тебе это полезно!
Я вздрогнул от неожиданности. Дело в том, что Ольга Викторовна, к моему несказанному удивлению, вернулась в кабинет совсем из другой двери — боковой, что вела, как мне казалось, в изолятор. Вероятно, пространства особняка как-то сообщались между собой, хотя ни в прихожей, ни тем более в уборной я не видел никаких дверей: ни явных, ни скрытых…
— Ну-ка почитаем, что ты там насочинял… — Ольга Викторовна прошагала к письменному столу, грузно уселась, потянулась за моей объяснительной.
— Не густо… — Насупив брови, она быстро пробежала глазами написанное. Затем отложила лист, закурила. — Не этого я ждала от тебя, Герман.
— А чего вы хотели?
— Правды… — Она длинно выдохнула, и сигаретный дым надолго повис над столом, похожий на клубящийся самолетный след в небе.
— Так я правду и написал. Никогда не буду убегать от милиции…
— Герман! — Рот Ольги Викторовны искривился, точно она разжевала какую-то горькую дрянь. — Ты одержим ложным представлением о дружбе и взаимовыручке. Зачем же ты ценой своего будущего выгораживаешь тех ребят, что подучили тебя делать гадости? Ты же хороший парень из интеллигентной семьи. Сам бы ты не додумался до такого!
— До чего такого?!
— До «мультиков» ваших бесстыдных! О них рассказывать надо было! — Ольга Викторовна интонационно перешла на крик, а голос понизила до сорванного прокуренного шепота, как будто боялась разбудить кого-то за стенкой. — Банду сколотили, чтоб девушку голую по улицам водить! Ей же замуж выходить! Детей рожать! Воспитывать! А кого она вырастит?! Об этом вы подумали?!